- … с кем-нибудь разговаривать, я же человек, я же тоже так не могу! А
с кем я могу разговаривать? С папой – он плакать начинает, ну, то есть,
нет, вообще – что с папой? С папой нечего. А с кем? Алик приходит в
десять часов с работы и бухается прямо в ботинках на диван, я ему один
раз что-то такое, так он говорит: дай мне умереть спокойно, как будто
я, понимаешь, его… его… не знаю, что. А я человек, ты понимаешь, ну мне
надо же разговаривать с кем-то! Так я выходила на Лубянке на Пушечную
туда, а там «Детский мир», и тут я думаю – да пошли вы все нафиг! Пошла
и там, знаешь на первом этаже, где карусель такая стоит, купила себе
зайца плюшевого. Ты знаешь, такого с длинными ногами, как потертого?
Такого, знаешь, да? Шестьсот рублей, ты прикинь, но я в конце концов
могу же? Я себе джинсы последний раз купила девять месяцев назад, ну
могу я шестьсот рублей потратить? Короче, я его засунула в пакет и
пронесла к себе, и знаешь, Алик ляжет, а я запрусь в ванной, сажаю его
на доску и ну все ему рассказываю, понимаешь, всю душу, вот пока ни
капельки не останется… Так в первый вечер до шести утра. Уже я и
ревела, и таблетки пила, и что только не делала… И так ну не было
вечера, чтобы я минуточку хоть не нашла. А прятала там в шкафу в пакет,
ну, знаешь, где трубы, у нас пакет висит, в нем лежит клизма, так туда
же никто не заглядывает, и я его там держала. А вчера у папы снова было
это самое, так я его отпоила, уложила и пошла, значит, к зайцу, и как
начала ему рассказывать – ну не могу остановиться, говорю-говорю,
говорю-говорю, и так, знаешь, тряхнула его и говорю: «Ну что ты
молчишь?» И тут он на меня смотрит и говорит: «Послушай, ты
когда-нибудь думала поинтересоваться вообще, как у меня дела?»(Л.Г.)